«Аргументы и факты Молдова», №4, январь 2011 года
В Филармонии среди зимы расцвел «Сад расходящихся тропок».
Студия театральной импровизации предложила зрителям спектакль по рассказу великого метафизика мировой литературы Хорхе Луиса Борхеса.
Большая сцена Филармонии снова превратилась в пространство для театрального эксперимента. Это был наполовину постановочный, наполовину – импровизационный спектакль по одному из самых загадочных текстов Борхеса.
- Мы начали общаться с «Садом» 5 лет назад, - рассказывает автор проекта и режиссер Владимир Шиманский. – За это время мог подрасти и дать плоды настоящий сад – например, персиковый. Наш «Сад» рос при активном участии зрителей, начиная с открытых репетиций, потом был эскиз спектакля среди цветущих деревьев на натурплощадке киностудии «Moldova-Film». И вот теперь – большая сцена Филармонии, Святки. Все волшебное, и место, и время. После летней импровизации вокруг «Волшебной горы» Томаса Манна мы ощущаем этот зал как дом, в котором росли. Мы были счастливы снова поработать с художником света Людмилой Князькиной.
Говорят, замечательная ротонда Филармонии называлась до войны «Экспресс». И по сей день она способна доставить вас именно туда, куда вам нужно, даже если вы туда не собираетесь. Причем по кругу. Магическая экспресс-карусель.
- Почему вы постоянно задействуете в игре прозу? Из-за кризиса драматургии?
- Вовсе нет, - оживленно протестует Владимир. – Есть много замечательных пьес. Но только… Знаете, весельчак Бомарше однажды сказал: «Время – честный человек». В начале 21-го века мы уже точно ощущаем, какие именно шедевры 20-го столетия оказались наиболее глубокими. Мы с ними прошли стадию первой любви и входим в плодотворный период зрелых семейных отношений. Драматургия – часть литературы. Но истории живут не только в пьесах. Иногда самые трепетно актуальные темы окликают нас из прозы. Иногда – из поэзии. Борхес удивителен. Его истории трудно расшифровать, настолько они неожиданны, свежи, настолько они про нас. Для Борхеса родное пространство – вершины духа, философские пики мироздания. Поражает, что с этих высот он нисходит не просто в глубины человеческой души, но в глубины греха и отчаяния, чтобы там возник ветер спасения и изначального счастья. С почти детской искренней любовью, без крупицы осуждения, с пронизывающей до озноба чистотой он подходит к самым опустившимся, бесчувственным, пропащим душам и беспощадно возвращет им свет. Это ужасно. Нет, это действительно ужасно. Когда человек уже думает, что, наконец, погиб, вдруг на него слетает Борхес и с элегантной точностью гения отменяет гибель. Я не хочу сказать, что Борхесу это легко дается. Но ведь дается же!
В сложнейших переплетениях «Сада» доверчиво дышит простая, как песня, история. Человек, глубоко поверивший в свою ничтожность и трусость, шпион по принуждению, накануне ареста и казни вдруг обнаруживает, что весь мир подступил к нему, чтобы он вновь ощутил свою неповторимость, непобедимую бесконечность своей загнанной, страдающей души. Следуя трусливой привычке, он уничтожает эту помощь, убивает человека, ее воплотившего. А потом находит в себе силы, чтобы сдаться спасению, которое уже невозможно и которое происходит все равно.
- Что за странный принцип чтения текста – речитатив, обдуваемый пением, как горячим ветром, да еще запаздывающий на одну фразу? Зачем?
- Не только речитатив, но и вся эта игра – наш способ прочесть рассказ Борхеса. Ритуально-драматическое чтение. Полифония возможностей и персонажей. Даже в речитативе каждый читает текст по-своему. Кстати, в зале на премьере была маленькая девочка. Ее мама написала «В контакте», что дома, засыпая, Аллочка пробормотала: «Сад расходящихся… возможностей». А ведь это и есть смысл вещи. Забавно, правда?
Иванна Терехина
0 коммент.:
Отправить комментарий