«Аргументы и факты в Молдове», №37, сентябрь 2011 года
Кишиневское лето уже третий год завершается необычным, то есть – ну совсем современным карнавалом. Да, кишиневский карнавал отнюдь не подражает традиционным формам игры, разве что цитирует их понемногу. Он вообще-то новые создает. Которые нужны современному человеку для выполнения ежегодной карнавальной задачи: прикоснуться к настоящему – в себе, в мире, в других людях – спонтанно и публично, чтобы обрести максимум свободы в этом полезном движении.
Студия театральной импровизации и Atelierul Viitorului каждое лето предлагают городу новую драматургию игры. В этом году процесс поддержало Министерство молодежи и спорта РМ. Похоже, современный кишиневский карнавал набирает обороты, невзирая на многообразно кризисные оттенки фона. Мы пригласили для откровенного карнавального разговора руководителя Студии, актера и режиссера Владимира Шиманского.
- Владимир, карнавал каждый раз становится неожиданностью для кишиневцев. Было бы только справедливо, если бы и вам он преподносил сюрпризы.
В.Ш. – Ну, значит, все по справедливости. Кишинев умеет удивлять. В прошлые годы мы прорабатывали взаимодействие Нижнего и Верхнего города, а на этот раз решили пообщаться с Центром. Наконец-то прикоснулись к кишиневской монаде, ведь в центре есть иньский, более природный и мягкий парк Штефана чел Маре и янский, небесный Кафедральный парк. И вдруг из этой космической гармонии инь-ян возникла… история о человеке. О неповторимости его пути, о тайнах цветения его внутреннего мира.
Диалог с Центром упорно складывался только из этой уникальной и всеобщей последовательности жизненных этапов, как будто город рассказывал нам… о себе? О нас? Это была информация о какой-то глубокой специфике роста. Есть такое выражение – genius loсi, дух места. Казалось, что он персонифицировался. Этот персонаж мы играли по очереди. Детство - одна актриса, юность – другой актер, раннюю зрелость – третий…
- Получилось, что невидимый король карнавала – все люди?
В.Ш. - Нас невероятно обрадовала эта тема. Потому что город – место, в котором произрастает и культивируется человеческая индивидуальность. И нам очень хотелось ощутить кишиневскую специфику этой алхимии.
Биография персонажа сплеталась из самых разных ритуалов, выстраивалась непредсказуемо. То есть мы сначала находили ритуал, а потом – его место и значение в «линии жизни».
- Напоминает гадание.
В.Ш. - Это и было гадание. Наш герой настойчиво, хотя и не всегда осознанно тянулся к чуду, к совершенству. И когда он пришел к настоящей зрелости, когда для него раскрылось небо, он вдруг обрел возможность смеха. На общем смехе и заканчивается игра.
- Погодите-ка… Но что это значит?
В.Ш. - Мы еще сами не разобрались. Но думаем, что город говорит нам: «Учтите, мои дорогие, в той точке, к которой вы стремитесь как к высшему результату, все только начинается». То есть, в сущности, у роста может быть только начало и очень интересные результаты, но не конец. И движемся мы не к концу, даже не к результату. Каждое наше движение изменяет мир. Каждое движение ценно. Наверное, мы движемся к тому, чтобы не забывать об этом. Потому что именно тогда наступит время максимальных изменений. Вот что смешно.
В общем, нас предупредили о внутренней, неистребимой и светлой бесконечности человека, которая раскрывается всегда внезапно и всегда как-то не очень заслуженно, стоит только дать ей возможность.
- Ну, это неожиданный прогноз. По-моему, светлую бесконечность, да еще и внутреннюю, сейчас днем с огнем…
В.Ш. - А вы поговорите об этом с Кишиневом.
Елена Прекрасная
«Труд-7 Moldova», 8 сентября 2011 года.
В КИШИНЕВЕ СЫГРАЛИ КАРНАВАЛЬНУЮ СВАДЬБУ СЕЛА И ГОРОДА
Они встретились и полюбили друг друга в черно-белом фонтане центрального парка. Смерть, как всегда, попыталась вмешаться, но ее переодели в праздничный наряд и вовлекли в свадебный танец.
«Pupăza» стала главным спектаклем карнавала, который развернулся в центре города с легкой руки неутомимого тандема – Студии театральной импровизации и Atelierul Viitorului. В этом году игру заботливо поддержало Министерство молодежи и спорта. Современный карнавал «Кишиневское Лето» живет в нашем городе уже третий год. Но что подтолкнуло Студию сосватать Кишинев с селом?
Владимир Шиманский, режиссер Студии. В центре Кишинева давным-давно поселилась монада, знак гармонии между инь и ян, женской и мужской энергией. Парк имени Штефана чел Маре – иньский, нежный, природный, но расположен он в верхней, то есть янской части города, выше осевого бульвара. А Кафедральный парк – наоборот, вертикальный, янский, но связан с нижней частью Кишинева. Светлое на темном, темное на светлом, классический знак инь-ян. Началось с того, что мы решили подчеркнуть эту монаду линиями шествия. А потом тема гармонии мужского и женского начала привела нас прямиком к свадьбе.
Рамин Мазур, актер. Вообще говоря, задача театра – усилить позитив, на который здесь уже работали и будут работать многие и многое. Например, в Кишиневе не хватало янской энергии, активности, и мы во время карнавалов старались ее привнести. А в этом году ощутили, что имеем дело именно с гармоничным пространством. Его уже не нужно было расталкивать, «будить».
Наталия Журминская, актриса. Да, но возник вопрос – как развивать это состояние? Молдавская природа наполнена гармонией, прозрачной, мягкой, окрашенной просветленным инь. А ее проводником в городское пространство является село, его позитивная сущность. Никакой город не родится по-настоящему, не ощутив этой сущности села.
Ольга Кисиева, актриса. Вот мы и решили их поженить. Нам очень помогли ассы по фольклору и этнографии, Андрей Тэмэзлэкару и Варвара Бузилэ. Мы углубились в свадебные ритуалы, и… тут начались приключения.
Елена Кушнир, режиссер. У великого писателя Томаса Манна, давнего любимца Студии, в романе «Иосиф и его братья» есть тема, которая меня всегда чуть-чуть пугала. О том, что если Бог воспитывает и развивает человека, значит, происходит и обратное воздействие. Драматургия молдавской свадьбы подтверждает этот концепт. Там женское начало провоцирует, развивает, структурирует мужское.
Мария Гурская, актриса. Причем все происходит по нарастающей. Представьте себе: сначала жених никак не может подойти к невесте. Она его трижды подзывает и окропляет водой, продев руку сквозь свадебный калач. Наконец жених бросает ей подарок, завернутый в платок. Издалека! Этот бросок – невидимый мост, начало прикосновения. А на третий день, уже после того, как они стали мужем и женой, происходит вот что… Новобрачный сидит за столом. Все женщины – участницы свадьбы переодеваются в мужскую одежду, рисуют сажей усы, привязывают себе фаллосы из кукурузы и поют жениху похабные частушки. В конце концов он перепрыгивает через стол и убегает. Вот оно, по-сельскому основательное избавление юноши от страха перед миром природы, перед плодоносящей бездной женского начала. И, конечно, пробуждение ответной силы.
- Не вижу связи с Томасом Манном.
Е.К. Так ведь прямая. Эта провокация со стороны инь – ответный поцелуй природы Богу. Если Дух создал природу, то она, в свою очередь, развивает и структурирует его на новом уровне. Ведь развитие – это способ существования жизни. В самых высших ее сферах тоже. Вряд ли разумно трактовать совершенство как неподвижность, статику. А новый уровень развития, созидания – совсем другое дело.
Андрей Шиманский, актер. Наша карнавальная свадьба цитировала традиционную почти неуловимо. Сюжет таков: три городских бездельника – а кем еще кажется сельскому жителю городской? – путешествуют по приницпу «поехали неизвестно куда». Наугад спрыгивают с поезда и попадают в сельский дом, где живет в меру странная семья. А дальше начинается вот эта самая инициация, взаимопритяжение мужчин и женщин. Потом они пытаются расстаться и вдруг понимают: то, что между ними произошло – настоящее. Женщины идут провожать гостей, маленькое шествие движется по кругу, и конца у этой прогулки нет.
Е.К. В нашей свадебной алхимии село представлено цитатами из ритуалов, а город – цитатами из романа Джойса, которые стали репликами в игре. Напомню: персонаж Джойса, рекламный агент Блум, бродит по Дублину и думает, не изменила ли ему жена… Но для автора он – Одиссей, Улисс, который жаждет вернуться к себе самому, преодолевая судьбу. Это очень городской текст, потому что Джойс уподобил свой любимый Дублин Вселенной, по которой путешествует Улисс. И мы таким образом задействуем экстремальное ощущение городской культуры.
- Но кукуруза-то была?
Сергей Вранчан, актер. А как же. Был очень элегантный танец женщин с кукурузой и нападение на Жениха, с оглушительным выкрикиванием джойсовской считалочки про Синдбада Морехода.
- Так что ритуальное бегство жениха произошло?
С.В. Как говорится в американских боевиках, любой на его месте поступил бы так же.
- А почему у вас вид такой довольный? Что, собственно, получилось?
Анжела Енаки, актриса. Да вот именно то, на что направлен ритуал молдавской свадьбы. Усиление янской энергии. Это и актеры, и зрители почувствовали. Мы после игры сравнили ощущения… Например, обновилась способность добиваться своего. Теперь этот уровень в Кишиневе открыт. Не просто гармония, а яркий городской акцент на действии, да еще таком, которое не разрушает.
- Помнится, в прошлые годы вы говорили, что карнавал дает энергию для исполнения желаний?
Е.К. Конечно. Тогда карнавальная энергия раскрывалась во внутреннем пространстве, а сейчас во внешнем. Активная творческая воля постепенно становилась качеством человека, а теперь становится качеством города. В этом нет ничего странного. После свадьбы изменяются все: гости, мебель, стены и домашние животные... Если, конечно, свадьба по любви…
Екатерина Матвеенко
Экономическое обозрение «Логос-Пресс», 2 сентября 2011 года
БЕСЕДА С ПАМЯТНИКОМ ПУШКИНА И ДРУГИЕ ТАЙНЫ КАРНАВАЛА
На выступах Триумфальной Арки, на асфальте и траве центральных парков после этой игры удивленные кишиневцы находили светлотелые башенки-ракушки. Здесь побывало карнавальное море и оставило свои дары, хрупкие, как летнее время.
По центру столицы опять прокатилась волна карнавала «Кишиневское Лето». Студия театральной импровизации и Atelierul Viitorului уже третий год разворачивают в городе эту необычную игру. В нынешнем году процесс поддержало Министерство молодежи и спорта, заинтересовавшись инновационными театральными разработками.
А как реагируют зрители? Ведь это же испытание на спонтанность! Идешь по улице, и вдруг видишь некое событие – молчаливо-сосредоточенное или звенящее мелодически выстроенными криками и колокольцами, необычное и сюрреалистически-красивое. Актеры могут чертить на асфальте борозду и засевать ее звоном бубенцов, могут играть в прятки под Аркой, причем в конце концов им удается «застукать» кого-то в медный старый таз, глядя вверх с закрытыми глазами…
- Мы называем эти мини-спектакли карнавальными ритуалами, - поясняет директор Студии Елена Кушнир. - И все их пестрое разнообразие направлено на то, чтобы создать пространство, в котором человеку легче прикоснуться к сущности – к своей собственной, к сущности мира и других людей.
Корр. - Но почему все выглядит настолько необычным?
- Потому что сущность всегда неожиданна, часто до парадоксальности.
Корр. - Что же это за сущность?
- Вы будете смеяться, но это любовь.
Корр. – Да, можно было и не спрашивать. Но обычно к карнавалу подходят проще.
- Не проще, а упрощеннее. Философ Михаил Бахтин воскресил тайну карнавала в нашем ХХ веке. Возвращение к настоящему в человеке и в мире, публичное игровое возвращение, освобождающее людей от власти негативных иллюзий, – это и был карнавал. Мы еще кое-как помним, что карнавал – это веселье, смех, но подзабыли, что смеховое начало в глубокой древности было божественным инструментом сотворения и обновления мира. Конечно, смех - это ритуал, глубоко связанный с радостью. Стало быть, корни карнавала – торжество любви и радости над иллюзиями, в том числе – как же иначе? - над смертью.
В мире уцелели лишь осколки карнавального процесса, который жил повсюду, и везде по-разному. В Рио сохранилась радость танца и женской красоты. В Венеции – завораживающая эстетика тайны. Но главного внутреннего импульса карнавала сейчас не хватает везде. Для нашего времени необходимы новые формы карнавального прикосновения к сущности. Больше всего они похожи на очень красивый сон наяву. Феерический максимум красоты – древнейший карнавальный принцип, но это всегда была уникальная эстетика, а вовсе не кич. Эстетика могла быть довольно жесткой, но не пошлой.
Вот мы и стараемся, чтобы наши карнавальные ритуалы создавали ткань из тонких и глубоких образов – на улицах... Задача не в том, чтобы образ было легко объяснить. Нужно, чтобы в нем ощущалось дыхание смысла, всегда актуального, необходимого и до оторопи нового.
Если говорить о зрителях, то каждый год около 10 человек посещают карнавальные тренинги, создают свои костюмы и играют вместе с актерами. Те, кто приходит просто посмотреть игру, участвуют в коротком мастер-классе перед карнавалом и тоже потом не бездельничают. А те, кто видит нас случайно, реагируют по-разному. Часть старается сделать вид, что ничего не происходит. Это не отказ от восприятия, просто такой стиль. Часть откровенно радуется и какое-то время путешествует вместе с нами. Каждый год человек 5 негативно реагируют, но очень вяло – реплики в сторону, без огонька. Агрессия в ответ на светлую неожиданность – это, конечно, признак внутреннего разлада. Но таких людей мало. Проще всего зрителям, которые за рулем, они оглушительно и с удовольствием сигналят, проезжая мимо.
Корр. - У карнавала была какая-то тема?
- Тему обычно подсказывает пространство игры. В этом году мы общались с Центром города и, разрабатывая ритуалы, вдруг обнаружили, что в Центре последовательно раскрывается история пути человека, его развития, реализации. История выстраивалась из необычных, нелинейных событий одной жизни, но играла этот персонаж вся актерская группа. Детство – один актер, юность – актриса, зрелость – другой актер…
Корр. - Почему?
- Наверное, потому, что один человек – все люди. Но главное в этом карнавальном сообщении вот что: основа нашего города, его «центральная» задача – бережное развитие человеческой индивидуальности. Ведь быть собой так же сложно, как, отражая удары, пронести пресловутую чашку молока по высокой стене где-нибудь в Шао-Лине. Неслучайно Дон Кихот философии, испанец Ортега-и-Гассет гворил: «Герой – тот, кто хочет быть самим собой». Кишинев – молодой город, он сформировался практически в начале ХХ века, и в нем легко уловить тенденции времени. Мы получили подтверждение, что вопрос реализации человеческой сущности сегодня главный. Более того, когда в финале карнавальной истории это произошло, изменение оказалось настолько неожиданным для нашего героя, что вызвало у него тот самый волшебный смех радости и благодарности.
Корр. - То есть все актеры рассмеялись?
- Завершить игру смехом – все равно что начать ее заново. Нас всегда привлекала мысль о том, что карнавал не прекращается. Или всегда, или никогда; или везде, или нигде.
Корр. – Расскажите , пожалуйста, подробнее о каком-нибудь ритуале.
- Один из главных – «Встреча с гением», с учителем, после которой открывается путь и начинается главное шествие. Это беседа с памятником Пушкину. Андрей Шиманский, актер Студии, вел импровизационный диалог – потому что монологом это не было! Сущность Пушкина очень активна, она откликается на малейшее прикосновение. Попробуйте, если не верите на слово.
Корр. - Сегодня же попробую. Так о чем шел разговор?
- Да все насчет города… Андрей пристал к А.С. по поводу общеизвестного «Проклятый город Кишинев, тебя бранить язык устанет». Давно, мол, хотел спросить. Ведь здесь и «Цыгане» были написаны, и первая глава, и вообще… Ну, понятно, ссылка, но ведь и Михайловское – ссылка, зачем же так-то? А.С., классически склонивший голову, прислушивался к этому лепету. И вдруг стало ясно: брань в парадоксальном карнавальном пространстве (а Пушкин был неудержимо карнавальный персонаж!) означает хвалу. Вернись-ка ты туда, откуда все в этот мир приходят, и родись заново, но больше и лучше! А если так, то все понятно. Кишинев в то время был откровенной дырой. А Пушкин, наше «все» - это Великий Пан, янское начало, которое отлично знает, что делать с откровенными дырами. Вот он своей виртуозно-поэтической бранью и родил Кишинев в качестве города, то есть действующего пространства по культивированию человеческой сущности. Тут уж наш актер не мог удержаться от благодарности, но, не будучи литератором, заявил, что у него не хватит слов. И лучше процитировать самого гения, который, как известно, воскликнул, дописав «Годунова»: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын»!
Корр. - И вы ему это сказали?
- Нет, мы ему спели. На мотив Верди. Получилась такая морская колыбельная. Очень ласковая. А остальные в это время ходили вокруг Пушкина шествием. Но на словах «сукин сын» актеры все-таки отбегали подальше от памятника. Мало ли…
Корр. - Кстати, почему морская тема?
- Древнее море задержалось надолго на наших холмах. Морской оттенок неба и ветра остался здесь до сих пор. А море – это объятия жизни, любви. Раньше оно объединяло и вынашивало все живые существа. А теперь нас объединяет невидимое море и терпеливо ждет, когда мы снова повзрослеем. Интересно, как именно это случится?
Татьяна Мигулина
«Труд-7 Moldova» 21 июля 2011 года
ЗАЧЕМ ТЕАТРУ ЗРИТЕЛЬ
Студия театральной импровизации доказала свою любовь к парадоксам, закрыв драматический сезон открытыми репетициями. Причем театр вместе с публикой искал ответ на вопрос: что же это за странная форма работы над спектаклем?
- Ну как, нашли ответ?
- Как всегда, он нас нашел, - отвечает Владимир Шиманский, руководитель Студии и режиссер спектакля «Сад расходящихся тропок». – Мы получили новую информацию о роли зрителя в театре. Открытые репетиции обычно практикуются, чтобы снять у актеров страх премьеры или приучить новичков к публике. Но ни в театре, ни в жизни нет ни одной, самой мельчайшей частицы, которая бы исчерпывалась горизонтальным, функциональным смыслом. Открытые репетиции явно дразнили нас какой-то тайной. Мы чувствовали, что пришло время окликнуть публику, хотя с чисто функциональной точки зрения показы были не нужны. Наши карнавальные и импровизационные проекты убрали барьер между актером и зрителем. Мы давно знаем, что роль зрителя в театре не ограничивается даже таким волшебным делом, как восприятие спектакля. Ведь спектакли получаются неплохо и при «закрытых дверях». Кроме того, если рассматривать спектакль как ритуал, то в идеале передача тонкой информации может происходить через стены и километры. Значит, по большому счету не обязательно, чтобы кто-то присутствовал в зале. И все же при публике спектакль становится интереснее, но зритель не улучшает качество, а принципиально преображает процесс. Раскрывает в театре какое-то другое измерение… Это – возможность истинного общения, очень близкого контакта с незнакомыми людьми. Вот что незаменимо и никаким другим образом осуществиться не может. Такая есть метафизическая правда о зрителе. Однако мы ее знали и раньше. А сейчас открылся следующий слой, связанный с тем, что играли мы Борхеса.
Его «Сад расходящихся тропок» – очень глубокая и тонкая структура, в ее основе – тема взаимосвязи и бесконечной общности миров, времен, людей... Например, история о неизбежности спасения. О том, что все спасены.
- То есть как все спасены?
- Как Фауст. Вы когда-нибудь задумывались, почему он у Гете спасен?
- А он что, спасен?
- Начисто. Причем в легенде-прототипе – все как положено, там как раз мозги по стенам и адские завывания демонов, уносящих душу грешника. А Гете, видимо, располагал другими данными.
- Но ведь тогда получается, что можно грешить?
- Тогда получается, что поступок и спасение взаимосвязаны не как причина и следствие, а как два поступка. Деяние – это наш, человеческий инструмент по преображению мира. А спасение – инструмент Бога. Ну вот. Спектакль многоструктурный, каким и должен быть «Сад расходящихся тропок». Именно в эту сторону он стал неожиданно расти после премьеры, которую мы сыграли в Филармонии зимой. Пришлось отменить все показы и делать новую версию «Сада». И вдруг у нас возникла настоятельная необходимость пригласить зрителей. Это совпало с серединой лета, наша работа была на середине пути. В общем, стало ясно, что момент неслучайный. И мы решили совместно с публикой его исследовать.
- И что же вы узнали?
- Обновился смысл слова «вместе». Видите ли, третий акт, который мы особенно углубленно разрабатывали, рассказывает о том, как к профессору Альберу приходит некий Ю Цун… чтобы его просто-напросто убить. То есть по своим шпионским делам. Так вот, в нашем спектакле вместе с Ю Цуном приходит вся его не очень счастливая семья. Ее там, конечно, быть не может, и в то же время не может не быть, потому что вместе с каждым человеком к вам в дом приходит очень много невидимых людей. Потом они вместе – Ю Цун и его семья – движутся к спасению, мешая и помогая друг другу, а спасение движется к ним.
И вот мы обнаружили, что информация третьего акта расширилась, дополнилась секретом открытых репетиций.
На самом деле мы все делаем вместе. Человек никогда не бывает один. Он всегда действует вместе с кем-то, кто-то ему помогает или мешает быть собой.
- Так зрители, они помогают или…
- Помогают. Мы вместе с ними создаем свои произведения. Любой художник творит в окружении таких незримых помощников. Когда они пришли в зал, спектакль без всяких объяснений взлетел на новый уровень. Тут не только коллективная энергия, а глубокая, родственная причастность.
Вот эта волшебная цельность мира, когда мы все делаем вместе, пусть даже ничего не зная друг о друге, и выявилась через открытые репетиции.
А чтобы мы уж точно поняли, о чем идет речь, с нами в этот раз играла московская актриса Наталья Гандзюк. Она стояла у истоков того ритуально-драматического театра, которым мы сейчас занимаемся. Мы с ней развивались как бы параллельно, общались, наблюдали друг за другом, но еще ни разу не играли на одной площадке. И вдруг эти линии соединились! Наталья сделала перед нашей игрой два голосовых ритуала по тексту Борхеса – «изгнание гибели» и «плач». То есть мы оказались и вместе с учителем, и вместе с аудиторией. Вместе в середине лета…
0 коммент.:
Отправить комментарий